Неточные совпадения
Постепенно начиналась скептическая критика «значения личности в процессе
творчества истории», — критика, которая через десятки лет уступила место неумеренному восторгу пред
новым героем, «белокурой бестией» Фридриха Ницше. Люди быстро умнели и, соглашаясь с Спенсером, что «из свинцовых инстинктов не выработаешь золотого поведения», сосредоточивали силы и таланты свои на «самопознании», на вопросах индивидуального бытия. Быстро подвигались к приятию лозунга «наше время — не время широких задач».
—
Новое течение в литературе нашей — весьма показательно. Говорят, среди этих символистов, декадентов есть талантливые люди. Литературный декаданс указывал бы на преждевременное вырождение класса, но я думаю, что у нас декадентство явление подражательное, юнцы наши подражают
творчеству жертв и выразителей психического распада буржуазной Европы. Но, разумеется, когда подрастут — выдумают что-нибудь свое.
— Да, но глубокий, истинный художник, каких нет теперь: последний могикан!.. напишу только портрет Софьи и покажу ему, а там попробую силы на романе. Я записывал и прежде кое-что: у меня есть отрывки, а теперь примусь серьезно. Это
новый для меня род
творчества; не удастся ли там?
— Боюсь, не выдержу, — говорил он в ответ, — воображение опять запросит идеалов, а нервы
новых ощущений, и скука съест меня заживо! Какие цели у художника?
Творчество — вот его жизнь!.. Прощайте! скоро уеду, — заканчивал он обыкновенно свою речь, и еще больше печалил обеих, и сам чувствовал горе, а за горем грядущую пустоту и скуку.
Я думаю, что нынешний исторический день совершенно опрокидывает и славянофильские, и западнические платформы и обязывает нас к
творчеству нового самосознания и
новой жизни.
Но и тогда в этом высшем состоянии будет борьба, движение, историческое
творчество,
новое перераспределение тел и духов.
Это не проблема плоти, как у Мережковского, не проблема освящения космоса, как в софиологическом течении, а проблема
творчества, проблема
новой религиозной антропологии.
Моя тема была: возможен ли и как возможен переход от символического
творчества продуктов культуры к реалистическому
творчеству преображенной жизни,
нового неба и
новой земли.
Одаренность А. Белого была огромная, и в его
творчестве было что-то
новое.
Новое, завершающее откровение будет откровением
творчества человека.
Исторические катастрофы обнаруживают большой динамизм и дают впечатление создания совершенно
новых миров, но совсем не благоприятны для
творчества, как я его понимал и как его предвидел в наступлении
новой творческой религиозной эпохи.
Реалистическое
творчество было бы преображением мира, концом этого мира, возникновением
нового неба и
новой земли.
Повторяю, что под
творчеством я все время понимаю не создание культурных продуктов, а потрясение и подъем всего человеческого существа, направленного к иной, высшей жизни, к
новому бытию.
Вопросы об отношении христианства к
творчеству, к культуре, к общественной жизни требовали
новых постановок и
новых решений.
Но перед лицом западных христианских течений эпохи я все же чувствовал себя очень «левым», «модернистом», ставящим перед христианским сознанием
новые проблемы, исповедующим христианство как религию свободы и
творчества, а не авторитета и традиции.
То было очень интересное и напряженное время, когда для наиболее культурной части интеллигенции раскрывались
новые миры, когда души освобождались для
творчества духовной культуры.
В русской христианской мысли XIX в. — в учении о свободе Хомякова, в учении о Богочеловечестве Вл. Соловьева, во всем
творчестве Достоевского, в его гениальной диалектике о свободе, в замечательной антропологии Несмелова, в вере Н. Федорова в воскрешающую активность человека приоткрывалось что-то
новое о человеке.
Вместе с тем я раскрывал трагедию человеческого
творчества, которая заключается в том, что есть несоответствие между творческим замыслом и творческим продуктом; человек творит не
новую жизнь, не
новое бытие, а культурные продукты.
Отношение к «миру» остается аскетическим навеки, так как Христос заповедал не любить «мира», ни того, что в «мире», но освящается
творчество, как путь к
новому Космосу.
Поэтому в процессе развития неизбежно сочетается консервативность с прогрессивностью, [Н. Федоров сказал бы — отечества с сыновством.] с
творчеством: охраняется отвоеванная в прошлом сфера бытия и продолжается отвоевание
новых сфер бытия, линия раскрытия протягивается дальше.
Новое религиозное сознание есть прежде всего освящение
творчества.
Все великие творцы в истории человечества — такие же участники в Божьем деле, в
творчестве нового Космоса, как и святые и подвижники.
Новая религиозная душа войдет в Церковь не для отрицания
творчества жизни, а для ее освящения; с ней войдет весь пережитой опыт, все подлинные мирские богатства.
Новое религиозное сознание есть прежде всего освящение теургии, благословение
творчества как дела христианского.
Искупление греха и спасение от зла не есть простой возврат к райскому, первобытному состоянию, это —
творчество нового Космоса.
Новое религиозное откровение должно перевести мир в ту космическую эпоху, которая будет не только искуплением греха, но и положительным раскрытием тайны творения, утверждением положительного бытия,
творчеством, не только отрицанием ветхого мира, а уже утверждением мира
нового.
Человек ввергся в стихию звериного хаоса и мучительной историей, трудовым развитием, длительным процессом
творчества должен выйти из этого зверино-хаотического состояния, очеловечиться, стать во весь свой рост, освободиться из плена для
нового и окончательного избрания себе бытия в Боге или небытия вне Бога.
Не в отношении христианства к плоти и земле мука
нового и все же христианского религиозного сознания, а в отношении христианства к
творчеству, к творческому вдохновению, к теургии.
Проблема
нового религиозного сознания и есть прежде всего проблема
творчества, проблема теургии.
В изобретении разных льстивых и просительных фраз он почти дошел до
творчества: Сиятельнейший граф! — писал он к министру и далее потом упомянул как-то о нежном сердце того. В письме к Плавину он беспрестанно повторял об его благородстве, а Абрееву объяснил, что он, как человек
новых убеждений, не преминет… и прочее. Когда он перечитал эти письма, то показался даже сам себе омерзителен.
До того смякла, понизилась жизнь, что даже административное
творчество покинуло нас. То
творчество, которое обязательно переходит через весь петербургский период русской истории. По крайней мере, после лучезарного появления на арене административной деятельности контрольных чиновников, удостоверявших, что так называемая «современная ревизия отчетностей» должна удовлетворить самых требовательных русских конституционалистов, я просто ни на каких
новых административных пионеров указать не могу.
Плодом этого
нового подъема моего
творчества явилась небольшая повесть «Межеумок», которую я потихоньку свез в Петербург и передал в знаменитую редакцию самого влиятельного журнала.
Собственно говоря, в своей странной детской работе старик являлся не ремесленником, а настоящим художником, создававшим постоянно
новые формы и переживавшим великие минуты вдохновения и разочарования — эти неизбежные полюсы всякого
творчества.
Каждая минута рождает что-нибудь
новое, неожиданное, и жизнь поражает слух разнообразием своих криков, неутомимостью движения, силой неустанного
творчества. Но в душе Лунёва тихо и мертво: в ней всё как будто остановилось, — нет ни дум, ни желаний, только тяжёлая усталость. В таком состоянии он провёл весь день и потом ночь, полную кошмаров… и много таких дней и ночей. Приходили люди, покупали, что надо было им, и уходили, а он их провожал холодной мыслью...
— Нищее духом, оно бессильно в
творчестве. Глухо оно к жизни, слепо и немотно, цель его — самозащита, покой и уют. Всё
новое, истинно человеческое, создаётся им по необходимости, после множества толчков извне, с величайшим трудом, и не только не ценится другими «я», но и ненавистно им и гонимо. Враждебно потому, что, памятуя свое родство с целым, отколотое от него «я» стремится объединить разбитое и разрозненное снова в целое и величественное.
Он сам создавал себе систему; она выживалась в нем годами, и в душе его уже мало-помалу восставал еще темный, неясный, но как-то дивно-отрадный образ идеи, воплощенной в
новую, просветленную форму, и эта форма просилась из души его, терзая эту душу; он еще робко чувствовал оригинальность, истину и самобытность ее:
творчество уже сказывалось силам его; оно формировалось и крепло.
Вследствие этого и
творчество не может изнемочь, и хотя постоянно упадает, рассыпаясь брызгами, водяной столб, но шлет
новую струю неустанный водомет духа из глубины своих вод.
При всей утопичности его стремлений, лучше всего обличенной его безвременной смертью, этот замысел, воодушевлявший все его художественное
творчество, не есть простая фантазия, он есть симптом, полный глубокого значения, ибо свидетельствует о появлении
новых зовов, предвестий и предчувствий в современной душе, и прежде всего в русской душе, как наиболее раскрытой будущему и особенно чуткой к знамениям конца.].
Религиозные догматы ищут все
новых воплощений в философском
творчестве.
Но ранее
нового откровения рождается взыскующий его
новый человек, его
творчество есть воля к этому откровению.
Отсюда эти толки о неподвижности церковной жизни, а равно и надуманно программные, но религиозно бессильные призывы к «
новому литургическому
творчеству».
На этой почве возможно и
новое сближение искусства с культом, ренессанс религиозного искусства, — не стилизация хотя и виртуозная, но лишенная вдохновения и творчески бессильная, а совершенно свободное и потому до конца искреннее, молитвенно вдохновляемое
творчество, каким было великое религиозное искусство былых эпох.
И проблема
творчества есть проблема о том, возможно ли
новое, небывшее.
Творчество есть всегда прирост, прибавление, создание
нового, небывшего в мире.
Отсюда объяснимы и зло и
творчество нового, не бывшего.
Новый Иерусалим уготовляется также человеком, человеческой свободой, человеческим
творчеством, человеческим усилием.
Но
новым и вечным является стремление к свободе, состраданию и
творчеству.
Но в этике
творчества может раскрыться
новый конфликт между
творчеством совершенных культурных ценностей и
творчеством совершенной человеческой личности.
Творчество человека предполагает три элемента — элемент свободы, благодаря которой только и возможно
творчество нового и небывшего, элемент дара и связанного с ним назначения и элемент сотворенного уже мира, в котором и совершается творческий акт и в котором он берет себе материалы.
Вечные элементы святости и рыцарства в человеке должны быть восполнены
новым элементом, в котором человек должен раскрыться во всех своих потенциях, — элементом
творчества.